Чуть слышится ручей. Лицеист пушкин. Разговор книгопродавца с поэтом

Александр Сергеевич Пушкин (1799 – 1837)

Воспоминания в Царском Селе

Навис покров угрюмой нощи
На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи,
В седом тумане дальний лес;
Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,
Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,
И тихая луна, как лебедь величавый,
Плывет в сребристых облаках.

С холмов кремнистых водопады
Стекают бисерной рекой,
Там в тихом озере плескаются наяды
Его ленивою волной;
А там в безмолвии огромные чертоги,
На своды опершись, несутся к облакам.
Не здесь ли мирны дни вели земные боги?
Не се ль Минервы Росской храм?

Не се ль Элизиум полнощный,
Прекрасный Царскосельской сад,
Где, льва сразив, почил орел России мощный
На лоне мира и отрад?
Промчались навсегда те времена златые,
Когда под скипетром великия жены
Венчалась славою счастливая Россия,
Цветя под кровом тишины!

Здесь каждый шаг в душе рождает
Воспоминанья прежних лет;
Воззрев вокруг себя, со вздохом Росс вещает:
«Исчезло всё, Великой нет!»
И, в думу углублен, над злачными брегами
Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.
Протекшие лета мелькают пред очами,
И в тихом восхищеньи дух.

Он видит, окружен волнами,
Над твердой, мшистою скалой
Вознесся памятник. Ширяяся крылами.
Над ним сидит орел младой.
И цепи тяжкие, и стрелы громовые
Вкруг грозного столпа трикратно обвились;
Кругом подножия, шумя, валы седые
В блестящей пене улеглись.

В тени густой угрюмых сосен
Воздвигся памятник простой.
О, сколь он для тебя, кагульской брег, поносен!
И славен родине драгой!
Бессмертны вы вовек, о Росски исполины,
В боях воспитанны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род.

О, громкий век военных споров,
Свидетель славы Россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам страшась, дивился мир;
Державин и Петров героям песнь бряцали
Струнами громозвучных лир.

И ты промчался, незабвенный!
И вскоре новый век узрел
И брани новые, и ужасы военны;
Страдать – есть смертного удел.
Блеснул кровавый меч в неукротимой длани
Коварством, дерзостью венчанного царя;
Восстал вселенной бич – и вскоре новой брани
Зарделась грозная заря.

И быстрым понеслись потоком
Враги на русские поля.
Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,
Дымится кровию земля;
И селы мирные, и грады в мгле пылают,
И небо заревом оделося вокруг,
Леса дремучие бегущих укрывают,
И праздный в поле ржавит плуг.

Идут – их силе нет препоны,
Всё рушат, всё свергают в прах,
И тени бледные погибших чад Беллоны,
В воздушных съединясь полках,
В могилу мрачную нисходят непрестанно,
Иль бродят по лесам в безмолвии ночи....
Но клики раздались!... идут в дали туманной! –
Звучат кольчуги и мечи!...

Страшись, о рать иноплеменных!
России двинулись сыны;
Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных,
Сердца их мщеньем зажжены.
Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!
Ты в каждом ратнике узришь богатыря.
Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья
За Русь, за святость алтаря.

Ретивы кони бранью пышут,
Усеян ратниками дол,
За строем строй течет, все местью, славой дышат,
Восторг во грудь их перешел.
Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,
И се – пылает брань; на холмах гром гремит,
В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,
И брызжет кровь на щит.

Сразились. Русской – победитель!
И вспять бежит надменный галл;
Но сильного в боях небесный Вседержитель
Лучом последним увенчал,
Не здесь его сразил воитель поседелый;
О Бородинские кровавые поля!
Не вы неистовству и гордости пределы!
Увы! на башнях галл кремля!...

Края Москвы, края родные,
Где на заре цветущих лет
Часы беспечности я тратил золотые,
Не зная горестей и бед,
И вы их видели, врагов моей отчизны!
И вас багрила кровь и пламень пожирал!
И в жертву не принес я мщенья вам и жизни;
Вотще лишь гневом дух пылал!...

Где ты, краса Москвы стоглавой,
Родимой прелесть стороны?
Где прежде взору град являлся величавый,
Развалины теперь одни;
Москва, сколь русскому твой зрак унылый страшен!
Исчезли здания вельможей и царей,
Всё пламень истребил. Венцы затмились башен,
Чертоги пали богачей.

И там, где роскошь обитала
В сенистых рощах и садах,
Где мирт благоухал и липа трепетала,
Там ныне угли, пепел, прах.
В часы безмолвные прекрасной, летней нощи
Веселье шумное туда не полетит,
Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи:
Всё мертво, всё молчит.

Утешься, мать градов России,
Воззри на гибель пришлеца.
Отяготела днесь на их надменны выи
Десница мстящая Творца.
Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,
Их кровь не престает в снегах реками течь;
Бегут – и в тьме ночной их глад и смерть сретают,
А с тыла гонит россов меч.

О вы, которых трепетали
Европы сильны племена,
О галлы хищные! и вы в могилы пали. –
О страх! о грозны времена!
Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,
Презревший правды глас, и веру, и закон,
В гордыне возмечтав мечом низвергнуть троны?
Исчез, как утром страшный сон!

В Париже росс! – где факел мщенья?
Поникни, Галлия, главой.
Но что я вижу? Росс с улыбкой примиренья
Грядет с оливою златой.
Еще военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,
А он – несет врагу не гибель, но спасенье
И благотворный мир земле.

О скальд России вдохновенный,
Воспевший ратных грозный строй,
В кругу товарищей, с душой воспламененной,
Греми на арфе золотой!
Да снова стройный глас героям в честь прольется,
И струны гордые посыплют огнь в сердца,
И ратник молодой вскипит и содрогнется
При звуках бранного певца.
1814

Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.

Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный...
И чувствую: в очах родились слезы вновь;
Душа кипит и замирает;
Мечта знакомая вокруг меня летает;
Я вспомнил прежних лет безумную любовь,
И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,
Желаний и надежд томительный обман...
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья;
И вы, наперсницы порочных заблуждений,
Которым без любви я жертвовал собой,
Покоем, славою, свободой и душой,
И вы забыты мной, изменницы младые,
Подруги тайные моей весны златыя,
И вы забыты мной... Но прежних сердца ран,
Глубоких ран любви, ничто не излечило...
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан...

Кинжал

Лемносской бог тебя сковал
Для рук бессмертной Немезиды,
Свободы тайный страж, карающий кинжал,
Последний судия Позора и Обиды.

Где Зевса гром молчит, где дремлет меч Закона,
Свершитель ты проклятий и надежд,
Ты кроешься под сенью трона,
Под блеском праздничных одежд.

Как адской луч, как молния богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет,
И, озираясь, он трепещет,
Среди своих пиров.

Везде его найдет удар нежданный твой:
На суше, на морях, во храме, под шатрами,
За потаенными замками,
На ложе сна, в семье родной.

Шумит под Кесарем заветный Рубикон,
Державный Рим упал, главой поник Закон:
Но Брут восстал вольнолюбивый:
Ты Кесаря сразил – и мертв объемлет он
Помпея мрамор горделивый.

Исчадье мятежей подъемлет злобный крик:
Презренный, мрачный и кровавый,
Над трупом Вольности безглавой
Палач уродливый возник.

Апостол гибели, усталому Аиду
Перстом он жертвы назначал,
Но вышний суд ему послал
Тебя и деву Эвмениду.

О юный праведник, избранник роковой,
О Занд, твой век угас на плахе;
Но добродетели святой
Остался глас в казненном прахе.

В твоей Германии ты вечной тенью стал,
Грозя бедой преступной силе –
И на торжественной могиле
Горит без надписи кинжал.
1821

Поэту

Поэт! не дорожи любовию народной.
Восторженных похвал пройдет минутный шум;
Услышишь суд глупца и смех толпы холодной,
Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум,
Усовершенствуя плоды любимых дум,
Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?

Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.

Осень (отрывок)

Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?
Державин.

I.
Октябрь уж наступил – уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад – дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.

II.
Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!

III.
Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?...
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми,
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.

IV.
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя –
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.

V.
Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

VI.
Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.

VII.
Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

VIII.
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят – я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн – таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX.
Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол, и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит – то яркий свет лиет,
То тлеет медленно – а я пред ним читаю,
Иль думы долгие в душе моей питаю.

X.
И забываю мир – и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем –
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута – и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! – матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз – и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

XII.
Плывет. Куда ж нам плыть?....
...............................

Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решетки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стесненные рядком.
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи,
Дешевого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетелях, о службе и чинах;
По старом рогаче вдовицы плач амурный.
Ворами со столбов отвинченные урны,
Могилы склизкие, которы также тут
Зеваючи жильцов к себе на утро ждут, –
Такие смутные мне мысли все наводит,
Что злое на меня уныние находит.

Хоть плюнуть да бежать...

Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мертвые в торжественном покое.
Там неукрашенным могилам есть простор;
К ним ночью темною не лезет бледный вор;
Близ камней вековых, покрытых желтым мохом,
Проходит селянин с молитвой и со вздохом;
На место праздных урн и мелких пирамид,
Безносых гениев, растрепанных харит
Стоит широко дуб над нижними гробами,
Колеблясь и шумя…

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждая,
Что в мой жестокой век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.

Вопросы

1. Проследите, как изменяется поэтика Пушкина в процессе освоения творческих принципов классицизма, романтизма и реализма. Как эта творческая эволюция проявляется на уровне жанрового состава, лексики, образности? Как изменяется в поэзии Пушкина само представление о сущности поэтического?
2. Проследите эволюцию лирического героя Пушкина, его движение от условного образа (от совокупности жанровых масок) лирического героя, в котором лишь проскальзывают биографические черты, к типичному для поэзии романтизма образу раздвоенного героя, к постепенному утверждению эстетической ценности индивидуального мира личности. Покажите на примерах из текста изменение отношения лирического героя к миру. Можете ли вы резюмировать суммарный облик пушкинского лирического героя? Каковы определяющие черты пушкинской личности?
3. Как менялось представление Пушкина о назначении поэзии и поэта, о сущности поэтического творчества, творческого процесса? Какие аспекты оставались константными, не зависящими от мировоззренческой и эстетической эволюции?
4. Покажите, как Пушкин переходит от «стилевого» слова к слову «нестилевому»? Как вы понимаете слова Л.Я.Гинзбург, приведенные во вступительной статье к данному разделу? Продемонстрируйте свое заключение на примерах из произведений Пушкина разных периодов творчества.

На 4 января 1815 г. было назначено «публичное испытание воспитанников первого приема», о чем было напечатано объявление в газете «Санкт-Петербургские ведомости».

К экзамену Пушкин написал стихотворение «Воспоминания в Царском Селе» и очень волновался за его прочтение перед авторитетной комиссией.

Воспитанники отчитывались по всем предметам. В экзаменационной комиссии сидел сам Гаврила Романович Державин, первый поэт России. Его присутствие Пушкина волновало более всего.

Впоследствии Пушкин вспоминал: «Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш его очень утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли... Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь».

Навис покров угрюмой нощи

На своде дремлющих небес;

В безмолвной тишине почили дол и рощи,

В седом тумане дальний лес;

Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,

Чуть дышит ветерок, уснувший на листах,

И тихая луна, как лебедь величавый,

Плывет в сребристых облаках...

Друзья не узнавали своего Пушкина. Они слушали знакомые стихи, понимая, что этот юноша с пылающим лицом, с особенным выражением горящих глаз - гениальный поэт.

С тех пор почти все преподаватели с благоговением смотрели на растущий талант Пушкина. Источником вдохновения юного поэта часто служили живописные уголки царскосельских парков. Он любил бродить в одиночестве по аллеям, по берегам прудов и каналов. Он слушал пение птиц и любовался закатом:

Итак, я счастлив был, итак я наслаждался,

Отрадой тихою, восторгом упивался...

И где веселья быстрый день?

Промчался лётом сновиденья,

Увяла прелесть наслажденья,

И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..

Начальный период существования Лицея совпал с историческими событиями 1812 г., оказавшими огромное влияние на воспитанников. И. И. Пущин писал: «Жизнь наша лицейская сливается с политической эпохою народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года».

Лицеисты с волнением читали и обсуждали военные реляции. Они выходили к лицейской арке, чтобы попрощаться с гвардейскими полками, направлявшимися к Москве . В том же стихотворении «Воспоминания в Царском Селе» Пушкин откликнулся на грозные события той поры:

О, громкий век военных споров,

Свидетель славы россиян!

Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,

Потомки грозные славян,

Перуном Зевсовым победу похищали;

Их смелым подвигам страшась дивился мир...

В Лицее каждый год праздновали день его открытия. 19 октября для первых лицеистов всегда был праздничным днем. Они старались встретиться все вместе и вспоминать годы лицейского братства. А во время учебы каждый год 19 октября устраивались спектакли и балы. Автором маленьких пьес был гувернер Иконников. Кроме того, ставили комедии настоящих драматургов - Шаховского и Княжнина.

В Царском Селе произошло знакомство Пушкина и Вяземского. Поэт часто бывал в гостях у Н. М. Карамзина, подружившись со всем его семейством. Александр с большим интересом слушал страницы из «Истории государства российского». И, кто знает, может быть, именно тогда поэт впервые подумал о «Руслане и Людмиле». Свою поэму-сказку он начал писать еще в лицейские годы. В Царском Селе долгое время стоял гусарский полк, и Пушкин всерьез подумывал о том, не пойти ли ему в гусары. Молодые офицеры, с которыми подружился Пушкин, вернулись с войны и не застали в отечестве никаких перемен.

Ни преобразований, что сулил государь, ни свободы для граждан, ни вольности для народа. Герои Отечественной войны, вернувшись в Россию, вновь превратились в крепостных. Пока Александр I думал о переустройстве общества, обсуждая свои планы с единомышленниками, министры и Сенат продолжали править страной так, как и раньше. Из этой паутины выбраться было невероятно сложно. Всем в стране заправлял Аракчеев.

Император оказался не готов к введению решительных перемен в обществе. Его пугала и неопределенность, связанная с его положением при этих переменах. Он боялся расстаться с жизнью, как его дед и отец, поэтому он был предельно осторожен и подозрителен.

Развратный юноша воссел в совет мужей;

Любимец деспота сенатом слабым правит,

На Рим простер ярем, отечество бесславит;

Ветулий римлян царь!.. О стыд, о времена!

Или вселенная на гибель предана?

Я сердцем римлянин; кипит в груди свобода;

Во мне не дремлет дух великого народа.

В душах тех, кто слышал эти строки, кипела свобода. Через несколько лет Булгарин писал в своем доносе на Лицей, объясняя причины возникновения бунтарского духа в учебном заведении тем, что всему причиной было общение лицеистов с офицерами, что «в Лицее начали читать все запрещенные книги, там находился архив всех рукописей, ходивших тайно по рукам, и, наконец, пришло к тому, что если надлежало отыскать что-либо запрещенное, то прямо относились в Лицей».

Именно в те годы сблизились лицеисты с будущими «государственными преступниками»: Павлом Пестелем, Фёдором Глинкой, Никитой Муравьёвым. Пушкин, Вольховский, Кюхельбекер и Дельвиг часто бывали в офицерском кружке «Священная артель», где говорили «о предметах общественных, о зле существующего у нас порядка вещей и о возможности изменения, желаемого многими в тайне».

Неизвестно, как сложилась бы творческая судьба великого поэта, если бы он не оказался «Под сенью дружных муз», если бы 7 лет его жизни не прошли среди необыкновенной красоты царскосельских парков.

В 1899 г., в дни празднования 100-летия со дня рождения поэта, в саду возле Лицея был заложен памятник великому поэту. Автор памятника, скульптор Р. Р. Бах, изобразил Пушкина юношей, сидящим на скамье.

Распахнут лицейский сюртук, фуражка небрежно брошена на скамью. Поэт словно забыл обо всем окружающем, он задумчиво и сосредоточенно смотрит вдаль. На пьедестале памятника вырезаны строки:

В те дни в таинственных долинах,

Весной, при кликах лебединых,

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться муза стала мне.

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа неразделим и вечен -

Неколебим, свободен и - беспечен

Срастался он под сенью дружных муз.

Куда бы нас не бросила судьбина,

И счастие куда б ни повело,

Все те же мы: нам целый мир чужбина;

Воспоминания в Царском селе

Навис покров угрюмой нощи

На своде дремлющих небес;

В безмолвной тишине почили дол и рощи,

В седом тумане дальний лес;

Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,

Чуть дышет ветерок, уснувший на листах,

И тихая луна, как лебедь величавый,

Плывет в сребристых облаках.

Плывет – и бледными лучами

Предметы осветила вкруг.

Алеи древних лип открылись пред очами,

Проглянули и холм и луг;

Здесь, вижу, с тополом сплелась младая ива

И отразилася в кристале зыбких вод;

Царицей средь полей лился горделива

В роскошной красоте цветет.

С холмов кремнистых водопады

Стекают бисерной рекой,

Там в тихом озере плескаются наяды

Его ленивою волной;

А там в безмолвии огромные чертоги,

На своды опершись, несутся к облакам.

Не здесь ли мирны дни вели земные боги?

Не се ль Минервы Росской храм?

Не се ль Элизиум полнощный,

Прекрасный Царско-сельской сад,

Где, льва сразив, почил орел России мощный

На лоне мира и отрад?

Увы! промчалися те времена златые,

Когда под скипетром великия жены

Венчалась славою счастливая Россия,

Цветя под кровом тишины!

Здесь каждый шаг в душе рождает

Воспоминанья прежних лет;

Воззрев вокруг себя, со вздохом Росс вещает:

«Исчезло всё, Великой нет!»

И в думу углублен, над злачными брегами

Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.

Протекшие лета мелькают пред очами,

И в тихом восхищеньи дух.

Он видит, окружен волнами,

Над твердой, мшистою скалой

Вознесся памятник. Ширяяся крылами.

Над ним сидит орел младой.

И цепи тяжкие, и стрелы громовые

Вкруг грозного столпа трикраты обвились;

Кругом подножия, шумя, валы седые

В блестящей пене улеглись.

В тени густой угрюмых сосен

Воздвигся памятник простой.

О, сколь он для тебя, Кагульской брег, поносен!

И славен родине драгой!

Бессмертны вы вовек, о Росски исполины,

В боях воспитанны средь бранных непогод!

О вас, сподвижники, друзья Екатерины,

Пройдет молва из рода в род.

О громкий век военных споров,

Свидетель славы Россиян!

Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,

Потомки грозные Славян,

Перуном Зевсовым победу похищали;

Их смелым подвигам страшась дивился мир;

Державин и Петров Героям песнь бряцали

Струнами громозвучных лир.

И ты промчался, незабвенный!

И вскоре новый век узрел

И брани новые, и ужасы военны;

Страдать – есть смертного удел.

Блеснул кровавый меч в неукротимой длани

Коварством, дерзостью венчанного царя;

Восстал вселенной бич – и вскоре лютой брани

Зарделась грозная заря.

И быстрым понеслись потоком

Враги на русские поля.

Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,

Дымится кровию земля;

И селы мирные, и грады в мгле пылают,

И небо заревом оделося вокруг,

Леса дремучие бегущих укрывают,

И праздный в поле ржавит плуг.

Идут – их силе нет препоны,

Всё рушат, всё свергают в прах,

И тени бледные погибших чад Беллоны,

В воздушных съединясь полках,

В могилу мрачную нисходят непрестанно,

Иль бродят по лесам в безмолвии ночи…

Но клики раздались!.. идут в дали туманной! -

Звучат кольчуги и мечи!..

Страшись, о рать иноплеменных!

России двинулись сыны;

Восстал и стар и млад: летят на дерзновенных

Сердца их мщеньем возжены.

Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!

Ты в каждом ратнике узришь Богатыря.

Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья

За веру, за царя.

Ретивы кони бранью пышут,

Усеян ратниками дол,

За строем строй течет, все местью, славой дышут,

Восторг во грудь их перешел.

Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,

И се – пылает брань; на холмах гром гремит,

В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,

И брызжет кровь на щит.

Сразились. – Русской – победитель!

И вспять бежит надменный Галл;

Но сильного в боях небесный Вседержитель

Лучем последним увенчал,

Не здесь его сразил воитель поседелый;

О Бородинские кровавые поля!

Не вы неистовству и гордости пределы!

Увы! на башнях Галл кремля!..

Края Москвы, края родные,

Где на заре цветущих лет

Часы беспечности я тратил золотые,

Не зная горестей и бед,

И вы их видели, врагов моей отчизны!

И вас багрила кровь и пламень пожирал!

И в жертву не принес я мщенья вам и жизни;

Вотще лишь гневом дух пылал!..

Где ты, краса Москвы стоглавой,

Родимой прелесть стороны?

Где прежде взору град являлся величавый,

Развалины теперь одни;

Москва, сколь Русскому твой зрак унылый страшен!

Исчезли здания вельможей и царей,

Всё пламень истребил. Венцы затмились башен,

Чертоги пали богачей.

И там, где роскошь обитала

В сенистых рощах и садах,

Где мирт благоухал, и липа трепетала,

Там ныне угли, пепел, прах.

В часы безмолвные прекрасной, летней нощи

Веселье шумное туда не полетит,

Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи:

Всё мертво, всё молчит.

Утешься, мать градов России,

Воззри на гибель пришлеца.

Отяготела днесь на их надменны выи

Десница мстящая Творца.

Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,

Их кровь не престает в снегах реками течь;

Бегут – и в тьме ночной их глад и смерть сретают,

А с тыла гонит Россов меч.

О вы, которых трепетали

Европы сильны племена,

О Галлы хищные! и вы в могилы пали. -

О страх! о грозны времена!

Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,

Презревший правды глас и веру, и закон,

В гордыне возмечтав мечем низвергнуть троны?

Исчез, как утром страшный сон!

В Париже Росс! – где факел мщенья?

Поникни, Галлия, главой.

Но что я зрю? Герой с улыбкой примиренья

Грядет с оливою златой.

Еще военный гром грохочет в отдаленьи,

Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,

А он – несет врагу не гибель, но спасенье

И благотворный мир земле.

Достойный внук Екатерины!

Почто небесных Аонид,

Как наших дней певец, славянской Бард дружины,

Мой дух восторгом не горит?

О, естьли б Аполлон пиитов дар чудесный

Влиял мне ныне в грудь! Тобою восхищен,

На лире б возгремел гармонией небесной

И воссиял во тьме времен.

О Скальд России вдохновенный,

Воспевший ратных грозный строй,

В кругу друзей твоих, с душой воспламененной,

Взгреми на арфе золотой!

Да снова стройный глас Герою в честь прольется,

И струны трепетны посыплют огнь в сердца,

И Ратник молодой вскипит и содрогнется

При звуках бранного Певца.

Навис покров угрюмой нощи

На своде дремлющих небес;

В безмолвной тишине почили дол и рощи,

В седом тумане дальний лес;

Чуть слышится ручей, бегущий в сень дубравы,

Чуть дышет ветерок, уснувший на листах,

И тихая луна, как лебедь величавый,

Плывет в сребристых облаках.

9 Плывет - и бледными лучами

Предметы осветила вкруг.

Алеи древних лип открылись пред очами,

Проглянули и холм и луг;

Здесь, вижу, с тополом сплелась младая ива

И отразилася в кристале зыбких вод;

Царицей средь полей лилея горделива

В роскошной красоте цветет.

17 С холмов кремнистых водопады

Стекают бисерной рекой,

Там в тихом озере плескаются наяды

Его ленивою волной;

А там в безмолвии огромные чертоги,

На своды опершись, несутся к облакам.

Не здесь ли мирны дни вели земные боги?

Не се ль Минервы Росской храм?

25 Не се ль Элизиум полнощный,

Прекрасный Царско-сельской сад,

Где, льва сразив, почил орел России мощный

На лоне мира и отрад?

Увы! промчалися те времена златые,

Когда под скипетром великия жены

Венчалась славою счастливая Россия,

Цветя под кровом тишины!

33 Здесь каждый шаг в душе рождает

Воспоминанья прежних лет;

Воззрев вокруг себя, со вздохом Росс вещает:

«Исчезло всё, Великой нет!»

И в думу углублен, над злачными брегами

Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух.

Протекшие лета мелькают пред очами,

И в тихом восхищеньи дух.

41 Он видит, окружен волнами,

Над твердой, мшистою скалой

Вознесся памятник. Ширяяся крылами,

Над ним сидит орел младой.

И цепи тяжкие, и стрелы громовые

Вкруг грозного столпа трикраты обвились;

Кругом подножия, шумя, валы седые

В блестящей пене улеглись.

49 В тени густой угрюмых сосен

Воздвигся памятник простой.

О, сколь он для тебя, Кагульской брег, поносен!

И славен родине драгой!

Бессмертны вы вовек, о Росски исполины,

В боях воспитанны средь бранных непогод!

О вас, сподвижники, друзья Екатерины,

Пройдет молва из рода в род.

57 О громкий век военных споров,

Свидетель славы Россиян!

Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,

Потомки грозные Славян,

Перуном Зевсовым победу похищали;

Их смелым подвигам страшась дивился мир;

Державин и Петров Героям песнь бряцали

Струнами громозвучных лир.

65 И ты промчался, незабвенный!

И вскоре новый век узрел

И брани новые, и ужасы военны;

Страдать - есть смертного удел.

Блеснул кровавый меч в неукротимой длани

Коварством, дерзостью венчанного царя;

Восстал вселенной бич - и вскоре лютой брани

Зарделась грозная заря.

73 И быстрым понеслись потоком

Враги на русские поля.

Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,

Дымится кровию земля;

И селы мирные, и грады в мгле пылают,

И небо заревом оделося вокруг,

Леса дремучие бегущих укрывают,

И праздный в поле ржавит плуг.

81 Идут - их силе нет препоны,

Всё рушат, всё свергают в прах,

И тени бледные погибших чад Беллоны,

В воздушных съединясь полках,

В могилу мрачную нисходят непрестанно,

Иль бродят по лесам в безмолвии ночи....

Но клики раздались!... идут в дали туманной! -

Звучат кольчуги и мечи!...

89 Страшись, о рать иноплеменных!

России двинулись сыны;

Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных,

Сердца их мщеньем возжены.

Вострепещи, тиран! уж близок час паденья!

Ты в каждом ратнике узришь Богатыря,

Их цель иль победить, иль пасть в пылу сраженья

За веру, за царя.

97 Ретивы кони бранью пышут,

Усеян ратниками дол,

За строем строй течет, все местью, славой дышут,

Восторг во грудь их перешел.

Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,

И се - пылает брань; на холмах гром гремит,

В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,

И брызжет кровь на щит.

105 Сразились. - Русской - победитель!

И вспять бежит надменный Галл;

Но сильного в боях небесный Вседержитель

Лучем последним увенчал,

Не здесь его сразил воитель поседелый;

О Бородинские кровавые поля!

Не вы неистовству и гордости пределы!

Увы! на башнях Галл кремля!...

113 Края Москвы, края родные,

Где на заре цветущих лет

Часы беспечности я тратил золотые,

Не зная горестей и бед,

И вы их видели, врагов моей отчизны!

И вас багрила кровь и пламень пожирал!

И в жертву не принес я мщенья вам и жизни;

Вотще лишь гневом дух пылал!...

121 Где ты, краса Москвы стоглавой,

Родимой прелесть стороны?

Где прежде взору град являлся величавый,

Развалины теперь одни;

Москва, сколь Русскому твой зрак унылый страшен!

Исчезли здания вельможей и царей,

Всё пламень истребил. Венцы затмились башен.

Чертоги пали богачей.

129 И там, где роскошь обитала

В сенистых рощах и садах,

Где мирт благоухал, и липа трепетала,

Там ныне угли, пепел, прах.

В часы безмолвные прекрасной, летней нощи

Веселье шумное туда не полетит,

Не блещут уж в огнях брега и светлы рощи:

Всё мертво, всё молчит.

137 Утешься, мать градов России,

Воззри на гибель пришлеца.

Отяготела днесь на их надменны выи

Десница мстящая Творца.

Взгляни: они бегут, озреться не дерзают,

Их кровь не престает в снегах реками течь;

Бегут - и в тьме ночной их глад и смерть сретают,

А с тыла гонит Россов меч.

145 О вы, которых трепетали

Европы сильны племена,

О Галлы хищные! и вы в могилы пали. -

О страх! о грозны времена!

Где ты, любимый сын и счастья и Беллоны,

Презревший правды глас и веру, и закон,

В гордыне возмечтав мечем низвергнуть троны?

Исчез, как утром страшный сон!

153 В Париже Росс! - где факел мщенья?

Поникни, Галлия, главой.

Но что я зрю? Герой с улыбкой примиренья

Грядет с оливою златой.

Еще военный гром грохочет в отдаленьи,

Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,

А он - несет врагу не гибель, но спасенье

И благотворный мир земле.

161 Достойный внук Екатерины!

Почто небесных Аонид,

Как наших дней певец, славянской Бард дружины,

Мой дух восторгом не горит?

О, естьли б Аполлон пиитов дар чудесный

Влиял мне ныне в грудь! Тобою восхищен,

На лире б возгремел гармонией небесной

И воссиял во тьме времен.

169 О Скальд России вдохновенный,

Воспевший ратных грозный строй,

В кругу друзей твоих, с душой воспламененной,

Взгреми на арфе золотой!

Да снова стройный глас Герою в честь прольется,

И струны трепетны посыплют огнь в сердца,

И Ратник молодой вскипит и содрогнется

При звуках бранного Певца.